Православная классическая гимназия имени преподобного Серафима Саровского

Мы часто говорим, что вера- это дар Божий, а добрые качества души формируются в человеке в процессе воспитания. На этом пути от родителей и педагогов многое зависит. Важна обстановка, в которой воспитываются дети дома и с школе, и та информация, которую они получают с самого раннего возраста.

Гимназии, ее традициям, тем ценностям, которые вдохновляют всех нас на воспитание детей, уже 21 год. И в этот год мы, по согласованию и с одобрения Управления образования г.о. Домодедово, закладываем музей истории образования домодедовского района.

Первым шагом по пути создания экспозиционных пространств стала оцифровка фотоальбома, выпущенного к 10 годовщине Гимназии. Давайте вместе всмотримся в лица педагогов, которые учили нас, в лица наших одноклассников. Давайте вместе вновь окунемся в атмосферу, царившую в гимназии на заре ее становления и приложим все силы, чтобы преумножить результаты, достигнутые сообща...

Скачать фотоальбом можно по ссылке

6 апреля 2022 года прошло очередное обсуждение планов по организации экспозиции музея истории образования в Домодедовском районе.

Часть экспозиционных поверхностей уже занимают экспонаты. Впереди большая работа по наполнению всей экспозиции, составлению экскурсионной карты и многое другое...

Продолжается наполнение музейной экспозиции. Свои места занимают экспонаты тематического блока "Школа в годы советской власти"

Завершается наполнение экспозиции, витрины укрывают под своими прозрачными одеяниями свидетелей старины, книги, которыми зачитывались гимназисты в 1841 году снова красуются своими страницами...

А ученики первого класса, юные, задорные, любознательные стали первыми посетителями музея, который уже совсем скоро откроется для всех.

Ребята смогли увидеть образцы школьной формы, которую носили их дедушки и бабушки, прописи, которые лежали на ученических столах в начале ХХ века, подержать в руках перьевые ручки, попробовать исполнить призыв на пионерском горне

Всплакнуть о читателе…

Я расскажу о человеке, долгая жизнь которого была связана с нашим городом. Это Анна Николаевна Деева, участница Великой Отечественной войны, учитель русского языка и литературы Домодедовской средней школы номер три. 

Господь даровал ей незамутненный ум и твердую память до самого конца – она не дожила до своего девяностолетия совсем немного. Я звонила ей, написав новую главу из повести, и слабый голос на том конце связи оживлялся: «Сейчас я устроюсь поудобнее… Ну, давай!» И она слушала. Потом мы с ней это обсуждали. Она вспоминала предыдущее, мы цеплялись за эпизод, начинали рассуждать. Трубка давно уже грела ухо, пару раз телефон отключался, мы опять соединялись и говорили дальше.

Ну, с кем еще можно было так? 

Чувство осиротелости без Анны Николаевны я ощутила вполне. Нет другого человека, которому можно было бы позвонить, рассказать о поразившей тебя книжке, статье, стихотворении, не стесняясь, не боясь сказать не то, в чем-то ошибиться – просто рассказать или даже зачитать, и чтоб он вот так, как она, мог тебя послушать. 

В ней жили одновременно учительница и пропагандист, и она, бывало, вскрикивала уже совсем бодрым голосом: «Это надо размножить! Отдать в школы! Надо, чтобы это знали дети. Давай, сделай мне ксерокопии, я скажу (назывался один из многочисленных ее учеников, с которыми она держала связь), пусть отнесет в школу».

Когда умирает великий писатель, все ощущают утрату. Кто всплакнет о смерти выдающегося читателя?.. А ведь это тоже – огромная потеря, особенно в наше скудное на читателей время.

Волки и кони 

Перед самой войной она закончила кооперативный техникум и уехала по распределению в соседнюю с Москвой область работать в райпо. И можно было бы там и проработать потихоньку всю войну, ведь она все-таки девушка, а не солдат.  Но война наступала, громыхала уже совсем близко, и она пошла в военкомат. Идти надо было далеко, пешком. Враг уже подступал к Москве, уже эти подступы временами бомбили, в чистом поле валялись туши убитых коней, и над ними урчали волчьи стаи. 

Она похолодела от ужаса, оглянулась назад, но что туда, что обратно бежать было далеко. И она взяла себя в руки. Что ты, сказала себе, у них вон сколько еды! Нужна им больно тощая девчонка. И энергично пошагала дальше.

Девичья аккуратность

Анна служила в авиационном полку. Все четыре года двигалась вместе с ним от Смоленска все дальше на запад и закончила войну в Чехословакии. Она заведовала складом боеприпасов, и в ее задачу входило обеспечение ими бомбардировщиков. Разгрузить вагоны на станции, уложить снаряды в грузовики, доставить на аэродром. Мужчины, которые работали под ее началом, порой смотрела сверху вниз, а кое-кто и говорил, бывало: да что ее слушать, что она понимает! И когда она призывала к осторожности и аккуратности – все же это боеприпасы, некоторые старались назло еще посильнее грохнуть, швырнуть то, что грузили. Пока однажды, действительно, не взорвалась одна из немецких бомб, оставленных отступающими фашистами на занятом нашими аэродроме. Капитан, который только что посмеивался над девчонкой, призывающей к порядку, погиб на месте. 

Бывало, эти аэродромы и склады бомбили. И тогда земля превращалась в ад. «Анна! Анна!» - отовсюду звали ее. «Что у меня с глазом, Анна!» «Господи, что у него с глазом! А глаз у него на щеке, висит на толстом таком, не знаю, как сказать… Никогда не думала, что он такой большой у человека, глаз».

«Анюта, ты прижимайся к земле сильнее, прямо уходи в нее, - учил пожилой солдат. – Или беги скорей в воронку, два раза в одно место не попадают». Она потом видела: бывает, что и попадают, но, правда, очень редко. Но солдата слушала и вжималась в землю что есть мочи. Однажды почувствовала: что-то чиркнуло прямо по спине, но больно не было. Оказалось, осколок, он пробил в двух местах овчинный тулупчик, который встал горбиком на спине, когда она вжималась в землю. Будь ее спина чуть повыше…

Тулупчики были шиты на мужиков, как и сапоги, как и все остальное обмундирование. Это в кино показывали: как влитая гимнастерочка, ремнем перетянутая тонкая талия, юбочка, сапожки по ножке. Ничего этого и в помине не было. Все было огромное, бесформенное. Стеганые штаны, телогрейки. А пилотки, вспоминает она, эти пилотки! Кто их только выдумал. Чуть прикрыта макушка, ветер в ушах, всю жизнь у нее болела височная кость, напрочь замороженная, как она считает, на войне. 

У войны не женское лицо. Не женская одежда, и не женское, простите, белье. Уж потом нашили коленкоровых бюстгалтеров неизвестно какого размера. И разбирая обмундирование, мужики гоготали, растягивая в ручищах эти непонятные конструкции. 

А бывало и так, что устроят девчонки постирушку, развесят бельишко, а солдат подойдет, когда рядом никого нет, и смотрит, и трогает, и погладит даже. Увидали как-то – зашумели, прогнали прочь. А он сказал, задумчиво и горько: «Придет время, война кончится, вы так же на мужские портки будете смотреть». Она эти слова вспомнила потом не раз. Это сейчас говорят: «Чтоб я стирала его портки!» А после войны – и, да, постирали бы, да некому их было носить в очень многих домах.

Молитва матери

Дома за нее неусыпно молилась мать.  Она очень горевала за свою бедовую девчонку, такую своевольную, такую безбожную.  Семья была простая, верующая, откуда она такая получилась. Но однажды пришла в деревню странница. «Проповедка», как называли ее в деревне. И она успокоила мать. «Не горься, - сказала она, - не горься, только молись. Дочь твоя придет живая. И она будет верующим человеком».

Письма

Но это все произошло очень нескоро. Молитва матери и правда берегла ее от бешеного осколка, который либо пролетал мимо, либо пронзал горбиком вставшую над спиной толстую солдатскую дубленку. 

Еще ее берегли письма, приходившие с другого края фронта. Там воевал человек, с которым она работала после техникума в райпо. Он ей писал, и его письма берегли Анну не от пуль и снарядов. Все видели, что она получает письма от мужчины с фронта. Она была «занята». И к ней не приставали. 

Но она не подпускала близко к душе и малой мысли, что можно было бы испытывать к этому человеку что-то кроме благодарности за тот невидимый купол, который образовывали его письма вокруг нее, молоденькой, хорошенькой девочки на войне. Он был женат. Он был чужой. Спасибо ему за его письма. И все.

Потом на них, вернувшихся с войны девчонок, свалится много грязи. А она рассказывала, что ехали они домой после войны, молодые, красивые, долго ехали, все перезнакомились, разговаривали, строили планы. «И все мы, по крайней мере, в нашем вагоне, кого я знала, все мы были нетронутыми…» - говорила она. «Никто еще не написал главной книги о женщине на войне», - добавляла она грустно.

«Ты все знаешь, земля…»

Их встреча состоялась после войны. Они вышли живыми из пекла. Они были другими. И вокруг них все было по-другому. Два его сына-подростка погибли трагически. Жена от горя сошла с ума.  Живая и невредимая стояла перед ним Анна. Не та хрупкая, хотя и очень независимая девочка, которая когда-то пришла после техникума в райпо. Прошедшая войну, сильная, молодая, красивая. Анна.

Рано утром она проводила его с крыльца и простилась с ним навсегда. «Нет, - сказала твердо, - она без тебя пропадет».

Он медленно пошел по тропе. Оглянулся. Она махнула рукой. Он пошел быстрее. Опять остановился. Сделал несколько шагов назад, к крыльцу, вглядываясь в ее лицо. Она остановила его жестом и опять махнула рукой: иди!  И он пошагал по тропе, не оглядываясь.

Идти ему надо было полем, дальше дорога сворачивала в лесок.

В этот лесок она прибежала, измученная тоской по своей потере. Своей? Если бы. Прошедшая ад войны, она не могла позволить себе взять чужое. Но и с сердцем своим ничего поделать не могла. Оно так болело, что она упала на лесную тропу, по которой он уходил от нее когда-то. «Я разговаривала с землей. Я видела ее совсем близко, и мне показалось, что она живая и слышит меня. Что она меня опять спасет, как там, на войне. Ты же все помнишь, говорила я ей. Ты помнишь его шаги. Дай мне прикоснуться к его следам. Ты видишь, мне больно. Помоги мне».

Спустя много лет, на уроке литературы, говорила она старшеклассникам о земле, видя перед собой тот лесок и ту тропу среди узловатых кореньев. Она хотела рассказать им, что земля живая, что она дышит, что она все знает, слышит и помнит. И что с ней надо быть бережнее. Что ее надо любить. Ей казалось, они понимают, что она хотела им сказать.

А тогда она еще долго носила свою боль. Несла ее по шумной московской улице, среди множества людей. Стояла на большом мосту, опираясь на перила, смотрела в воду. Думала: вот сейчас все может кончиться одним махом. Один шаг с этих перил, плеск воды – и тишина. И покой. И она почти готова была сделать этот шаг, но в этот миг увидела, ясно перед собой увидела молящуюся перед иконами мать. Видение мелькнуло и пропало, оставив в душе одно щемящее чувство: ведь мать умрет от горя, она только дождалась ее, живую. И она отошла от перил, почти побежала прочь с моста. 

С тех пор наваждение, мучавшее ее, потихоньку отступило.

Лавра

Надо учить детей, сказали ей в райкоме. Война кончилась, предстоит многое наверстывать. Учителей не хватает. И она пошла в учительский институт. Он располагался тогда на территории Троице-Сергиевой лавры. Лавра восстанавливалась. «Зачем!?» – думала она. И не только думала, но и озвучивала не раз этот свой вопрос. «Для чего ее восстанавливают? Что за мракобесие? Мы выиграли такую войну, и вот…» 

«Мы выиграли такую войну» - эта фраза тогда предваряла и покрывала многие недоумения. «А потому что мы выиграли такую войну!»

Война многое разрушила, она многих убила. Но она дала столько героев, на жизни которых можно воспитывать молодежь. Вперед.

В небольшом подмосковном поселке начинала она свои первые уроки литературы и русского языка. И уроки жизни, о которой, ей казалось, она знает очень много.

Матери ее учеников рано утром первыми поездами уезжали на весь день работать в Москву. Мужчины были в редкой семье. В поселке подрастала безотцовщина. Подростки сбивались в стаи, становились опасными. Стая могла встретить на узкой темной тропе одинокого прохожего и все, что было у него с собой, отобрать, поигрывая ножичками.

Потом они сидели на уроках и пытались вникать в строки о прекрасном и вечном, которые она хотела до них донести. И она поняла, что это у нее теперь другой фронт. И что единственное орудие тут - слово. Слов много, но не всякое в помощь, а только то, в которое будет вложена собственная душа. Здесь, в классе с сидящими за партами бедно одетыми, плохо поевшими ребятишками, недоспавшими, недоласканными своими задерганными матерями, почувствовала она впервые, как много может значить слово. И пример – живая судьба живого человека. Пафос? Возможно. Но, может быть, вдохновенного пафоса в той трудной полуголодной послевоенной жизни этим ребятишкам и не хватало.

Героев войны, живых и мертвых, взяла она тогда себе в союзники, и пошла с этой «армией» к мрачным стаям, дремавшим на уроках. И было в этом походе много вдохновляющих моментов.

Она вообще умела говорить так, что держала впоследствии большие залы по несколько часов в напряженном внимании, этот ее дар был скоро замечен, и ее приглашали в разные аудитории. Война и школа – они развернули перед ней картину жизни, достойную многих томов.

Литературу она всегда считала главным предметом, который учит жизни. Как сказал поэт, литература – это исповедь, под видом исповеди – проповедь, для тех, кого ты любишь – заповедь, для тех, кто ненавистен – отповедь. Продолжала размышлять о давно прочитанном: «А ведь Гоголь в «Мертвых душах» говорит, пожалуй, в целом о душе человеческой – кто из нас не Коробочка и не Манилов, а?»

«Неси военный альбом!»

 Прошло много лет, участники войны стали ветеранами, но их было еще много, тех, кто войну прошел от начала до конца, и были они еще бодры и жизнелюбивы. 

Однажды в ее квартире раздался звонок. Она открыла дверь. У порога стоял седовласый мужчина. Он ей никого не напоминал. 

- Неси военный альбом! – коротко скомандовал он. 

Она послушно вернулась в комнату. Он остался стоять у порога. Принесла альбом. Он полистал, нашел фотографию, на которой запечатлена была стайка молодых девчат в военной форме, сидящих на траве весенним солнечным днем. Они сделали этот снимок на память перед расставанием.

Когда ехали в поезде, когда прощались, не подумали даже обменяться адресами. Хотели поскорее забыть войну и все, что с ней было связано? У нее не было никакой связи с фронтовыми подругами.

И вот – гость. Он рассматривает фотографию, находит взглядом головку, обрамленную светлыми локонами: «Это ты?» «Я». «А вот это моя Нина!»

Этот человек, муж одной из военных подруг, объехал всех, кто еще к тому времени был жив, и кого ему удалось разыскать. Он их всех собрал и был очень рад, глядя на свою Нину: вот он ей устроил какую встречу. И сам ходил кочетом среди «девчат», один кавалер на всех. Они были счастливы увидеться через много лет, разговаривали, вспоминали, знакомились друг с другом заново, потому что расстались молодыми девчонками, а встретились сильно взрослыми женщинами. Нина, которая хорошо шила, предложила однажды: а давайте, я сошью для всех нас погребальные платья. Они замолчали от неожиданности. 

Спустя еще несколько лет муж Нины снова объезжал по разным городам ее фронтовых подруг и сообщал, что Нины больше нет. Именно, не написал, не позвонил, а приехал и сказал: «Моя Нина умерла».

Сын

Она родила его поздно, когда ей было уже сорок. Ее семейная жизнь была нескладной и короткой. Сына она растила одна. Дышала над ним, опекала, берегла от пагуб мира. Не хотела отпускать от себя, постоянно за него опасаясь.

Он закончил авиационное училище, вернулся домой, устроился на работу в аэропорт. Невеста. Разговоры о свадьбе.

И тут стряслась беда. Война давно закончилась, но аэродромы из ее жизни уходить не спешили. На летном поле ее сына сшиб служебный автомобиль. Открытая черепно-мозговая травма плохо совмещалась с жизнью. 

А материнское горе плохо совмещалось с возрастом и силами его перенести – ей было уже за шестьдесят. Она думала, что все тревоги где-то позади, он, сын – рядом, выучился, работает, вот-вот женится, и ей останется только быть где-то поблизости, радоваться его молодой жизни, внукам, может быть…

Но перед ней опять открывался фронт. И требовалась мобилизация внутреннего войска. Выхаживать сына. Воевать в судах за его доброе имя, за, в конце концов, материальную помощь со стороны предприятия пострадавшему сотруднику. За группу инвалидности. Опять пошли затяжные бои. И надо было откуда-то брать на них силы.

Впервые в жизни она почувствовала, что одной ей не справиться, впервые позвала отчаянно: «Господи, помоги!» Она нашла старинную материнскую книжку, Псалтирь, и ночами, осторожно перелистывая ветхие листочки, переписывала текст от руки. Она трижды переписала Псалтирь и подарила рукописные книги своим близким. Она научилась молиться. Нашла молитву о детях, выучила ее и никогда с ней теперь не расставалась. «Господи, буди милость Твоя на сыне моем…» Сбылись слова странницы, сказанные когда-то ее матери: «Не горься, она станет верующим человеком».

Башмачки для младенцев

Был тоненький мальчик, а когда вернули его из больницы, в нем стало 120 килограммов весу. Страшный шрам во всю голову. Ее теперь надо было нести как хрустальную вазу. И никаких утешительных прогнозов наперед. К тому же, он иногда забывал об осторожности, и новая травма опять возвращала его на операционный стол. И опять все начиналось сначала.

Будущее было неизвестно. Но надо было жить, и все в том же жестком военном режиме. Опять отвоевывать по малой толике – теперь сына у болезни.

Мозг напрягать пока нельзя. Надо, чтобы работали руки. Главным образом пальцы. Кончики пальцев, куда сходится множество нервных окончаний. От них пойдет полезный импульс в мозг. И она дала ему в руки спицы. Он научился вязать. Пинетки для младенцев, которые в это время один за другим появлялись в семьях его одноклассников. Десятки пар крошечных башмачков. Он связал шарфы для всех своих врачей и медсестер. И мать не осталась без обнов. Это был большой труд.

Потом он стал читать. Они вместе читали и обсуждали прочитанное. Они гуляли по утрам. И в этой прогулке был обязательный остановочный пункт – книжный магазин, куда они заходили каждое утро. Он нашел там нужные книги о здоровье и постепенно выработал для себя простой и жесткий режим – питания, прогулок, сна и бодрствования. Он стал жить как аскет. Рано ложился спать, рано вставал. Варил себе кашу на воде, без масла, без соли, без сахара. Никаких излишеств – ни жирного, ни сладкого. Каша, кефир, черный хлеб, мед, лук и чеснок – вот такой он для себя избрал набор продуктов, посчитав его полезным и достаточным. «Отче наш… Да святится Имя Твое…» - читал он молитву над своей тарелкой с кашей.

Ушли килограммы, появилась подвижность. Мозг научился работать, замещая утраченное оставшимся. 

Конечно, он оставался тяжелым инвалидом, но, вопреки всем неутешительным прогнозам, живет вот уже, слава Богу, больше тридцати лет после той страшной травмы. Когда-то она рассказывала о том, как не раз спасала ее в жизни молитва матери. Рассказывала с надеждой, что и ее материнская молитва поможет сыну. И молилась, молилась, наверстывая пропущенное за все свои безбожные годы. 

Добрая память

Когда живешь так долго, ты одного за другим провожаешь своих близких, друзей, ровесников и даже тех, кто значительно моложе. Не сосчитать этих потерь. Многие сверстники, в том числе ее однополчане, уходили раньше. Ее ученики и просто молодые люди, которые могли быть детьми и даже внуками, становились ее друзьями, потому что молодой оставалась ее душа. 

Долгая жизнь Анны Николаевны Деевой была трудна и полна испытаний, не только общих для всех, но и ее личных. И то, как она мужественно стояла, не сгибаясь, в тяжелые моменты своей жизни, не ожесточаясь при этом, продолжала любить людей и служить им, достойно доброй памяти и подражания.

Автор - Светлана Гончарова

В июльские дни 2003 года исполнилась 85-я годовщина трагической даты — 17 июля 1918 года со дня расстрела — убиения царя Николая II и всей царской семьи. 

Царские мученики! Николай II Александрович — император Российский постановлением Собора русской церкви причислен к лику святых, как страстотерпец. А также к страстотерпцам причислены императрица Александра Феодоровна, Алексей Николаевич — царевич и великие княжны Ольга Николаевна, Татьяна Николаевна, Мария Николаевна и Анастасия Николаевна. 

 В 1913 году отмечался 300-летний юбилей царского дома Романовых (1613-1913). 

 Рассказ наш посвящен памяти Домодедовской учительницы Евдокии Козьминичны Алифановой в замужестве Федоровой, получившей благословение на педагогическую деятельность от царя Николая II в 1914 году в Царском селе. 

Алифанова Евдокия Козьминична — выпускница 1914 года Богословской церковно-учительской школы в городе Туле. 

 Евдокия Алифанова закончила школу с отличием и получила красивый аттестат, выпущенный к 300-летию царского дома Романовых. На аттестате имеются портреты всех царей и цариц из рода Романовых. 

 Е.К. Алифанова обучалась, как видно из аттестата, в Богословской церковноучительской школе три года. За эти годы по учебному плану изучались много церковно-исторических дисциплин, изучали Закон Божий, церковно-славянский язык, а также церковное пение. 

Оценки были: 5 — отличные и 4 — оч. хорошие.

Приведем полностью дисциплины, имеющие в аттестате с оценками по ним.

Предъявительница сего Евдокия Козьминична Алифанова, дочь крестьянина

д. Золотихи Мырыпин. волости, Алексинск. у. Тульской губ, родившаяся в 1896-

м году февраля 9-го дня обучалась с 1911-го года в Богословской церковно-

учительской школе, в которой и окончила курс в 1914 году, при отличном /5 /

поведении, следующие успехи:

По Закону Божию, вероучение /5 / отличные.

Нравоучение /5 / отличные.

По Церковной истории, общей и русской / 4 / оч. хорошие.

По Дидактике и главным основаниям педагогики / 5 / отличные.

По Церковному пению, с обучением регентованию и музыке /5 / отличные.

По Церковно-славянскому языку /5 / отличные.

По Русскому языку, словесности и истории литературы /5 / отличные.

По сочинению / 4 / оч. хорошие.

По Истории всеобщей и русской /5 / отличные.

По Математике: арифметике, главным основаниям геометрии и землемерия

/ 4 / оч. хорошие.

По Сведениям о природе, ея силах и явлениях /5 / отличные.

По Черчению и рисованию -≫-

По Гигиене /5 / отличные.

По Рукоделию /5 / отличные.

за каковые и удостоена Советом сей школы, на основании ст. 56 Высочайше утвержденного 1-го Апреля 1902 года Положения о церковных школах, звания учительницы начального училища.

В удостоверение чего и дан ей Алифановой, сей аттестат от Совета церковноучительской школы, за надлежащим подписанием и приложением печати Совета.

1914 года июня 9 дня № 387

Заведующий школой

Учительницы

 В числе других отличниц — выпускниц учительских школ — Евдокия Алифанова была приглашена в Царское Село на аудиенцию к Государю императору Николаю И. Выпускницы были представлены императору Николаю II обер-прокурором Священного Синода Владимиром Карловичем Саблером. Император Николай II напутствовал молодых учительниц на служение благородному делу народного образования. 

 В тот счастливый день юная 18-ти летняя учительница была запечатлена на снимке фотографа И. Царнанда в Царском селе. 

 Евдокия Козьминична Алифанова с 1914 года стала работать учительницей в Тульской гимназии, где преподавала в течение полутора десятка лет. В 1930 году семья Алифановых переехала жить в поселок Домодедово, где Евдокия Козьминична начала работать сначала в школе на заводе-школе Ликбеза, а потом стала работать учительницей в начальной школе. 

 Евдокия Козьминична Алифанова родилась 2-го февраля 1896 года в деревне Золотиха Заокского уезда Тульской губернии. 

 Её отец — Алифанов Козьма Акимович — крестьянин, занимался земледелием и животноводством. Семья Алифановых в селе жила в достатке. Вся семья работала, непокладая рук. Все дети участвовали в крестьянском труде. Мать её — Мария Федоровна занималась большим домашним хозяйством. В семье Алифановых - большой крестьянской семье было семеро детей. Сыновья: Михаил, Николай, Алексей, Виктор и Павел и дочери: Анна и Евдокия. 

В посёлок Домодедово в начале двадцатых годов двадцатого века был направлен на работу в органы милиции Павел Козьмич Алифанов — брат Е.К. Алифановой. 

Он был первым милиционером в поселке Домодедово. В 1930 году в Домодедово приехала Евдокия Козьминична Алифанова по мужу Федорова со своей семьей — у неё были уже сын и две дочки. Евдокия Козьминична стала работать на заводе «Стройсиликат», в школе, называемой Ликбез (ликвидация безграмотности). В школе учились люди разных возрастов - работников завода. В те годы были ещё многие малограмотны, приехавшие из дальних деревень. Евдокия Козьминична учила людей разной подготовки. Это была сложная педагогическая работа. 

Позже одна из знакомых ее дочери Штабелева вспоминала, что ее отец именно в самом начале тридцатых годов, окончил школу ликбеза. 

Супруг Евдокии Козьминичны Петр Федорович Федоров работал на заводе «Стройсиликат». Семья жила многие годы в заводском доме. 

У супругов Петра Федоровича и Евдокии Козьминичны Федоровых трое детей: сын - Владимир Петрович 1924 года рождения (недавно умерший) и две дочери: Елизавета Петровна (1926 года рождения) и Наталия Петровна (1928 года рождения). 

В 1933 году в Домодедово приехала сестра Евдокии Козьминичны Анна Козьминична — она стала работать также на заводе «Стройсиликат» В 1933-1934 годах она много внимания уделяла благоустройству, организовала детскую площадку, на которой отдыхали и играли дети рабочих. 

Проработав некоторое время в школе ликбеза, Евдокия Козьминична Федорова перешла потом работать во вторую школу, где вела педагогическую деятельность в начальных классах. Эта школа располагалась рядом со школой № 1. 

Большая семья Алифановых, начиная с двадцатых годов, разлетелась по многим уголкам родины. Судьба раскидала всех братьев Евдокии Козьминичны в предвоенные годы. Павел Козьмич жил в Домодедове, 

Михаил Козьмич жил в Москве — он окончил задолго до начала войны Московский авиационный институт, стал инженером и работал на авиационных предприятиях. 

Чаще всего Евдокии Козьминичне приходилось встречаться с братьями Павлом и Михаилом, с другими братьями встречалась редко. 

Евдокия Козьминична Федорова преподавала все довоенные и военные годы во второй школе, вела начальные классы, любила маленьких учеников и учениц, опекала их. Многие домодедовцы из них ныне уже пенсионеры благодарно вспоминали свою первую учительницу. Не одно поколение домодедовцев, начиная с тридцатых годов и до 1951 года училось у Евдокии Козьминичны. Об этом говорят школьные фотографии. 

Е.К. Федорова ушла на пенсию после войны - в 1951 году, болезнь горла не позволяла дальше продолжать работать в школе. 

Работал ее муж Петр Федорович, начали работать дочки. На пенсии Евдокия Козьминична с уходом из школы занималась домашним хозяйством. 

Петр Федорович Федоров скончался 18 апреля 1978 года - 87-ми лет. Евдокия Козьминична прожила еще после кончины мужа — 11 лет. Она скончалась 3-го мая 1989 года в возрасте 93-х лет. 

Евдокия Козьминична Алифанова (Федорова) - была свидетельницей двух эпох, в которых ей довелось жить — в царской России и большей части жизни в Советской России. 

Свою трудовую жизнь Евдокия Козьминична начинала в 1914 году с благословения государя императора Николая II до революции, а закончила свою трудовую деятельность после Великой Отечественной войны в 1951 году — проработав учительницей 37 лет. 

На двух фотографиях Е.К. Алифановой (первая в 1914 году, вторая — спустя более семидесяти лет) — между этими фотографиями солидный временной отрезок в 60 лет. Эти фотографии из двух эпох, свидетельницей которых довелось быть этой женщине. 

Аттестат об окончании Богословской церковно-учительской школы, фотографии Е.К. Алифановой и фотографии учащихся 30-40 годов двадцатого века — это бесценные документы. 

Память о своей маме, документы и фотографии хранит младшая дочь Е.К. Алифановой, в замужестве Федоровой - Наталия Петровна Дроздова. 

Наталия Петровна давно на пенсии — она работала в Москве, в институте ГИАП. Сестра ее Елизавета Петровна живет в Москве. 

Наталия Петровна вспомнила годы Великой Отечественной войны, когда ее мама работала в школе, вспомнила про бомбежку Домодедово — когда ее мама дежурила в школе. Бомбежка была страшная: было разрушено более 20-ти домов, тогда погибло около 70 домодедовцев. 

Елизавета Петровна, старшая дочь Евдокии Козьминичны, рассказала такой случай, который произошел с её мамой. Когда она входила в Царскосельский дворец на прием к императору Николаю И, то увидела по обеим сторонам входа во дворец стоявших часовых. Ей казалось, что эти были скульптуры, так как они стояли абсолютно неподвижны. Она, подумав, что эти скульптуры, потрогала одну из ≪скульптур≫ за нос, смущаясь, тут же отдернула руку. 

Евдокии Козьминичне запомнилось на всю жизнь прием всех отличниц императором Николаем II в сопровождении В.К. Саблера. Император напутствовал каждую выпускницу на благородный подвижнический путь педагога. Е.К. Алифановой запомнилась доброжелательная встреча императором, Его внимательность и напутствие на педагогическую работу. 

Всю жизнь Евдокия Козьминична хранила память о том приеме, который летом 1914 года был оказан молодым учительницам императором Николаем II. Прием был домашний с чаепитием, молодые учительницы были попросту в гостях у Николая Александровича и его семьи. 

Евдокия Козьминична Алифанова (Федорова) прожила долгую жизнь – она скончалась в 1989 году 93 лет от роду, прожив в Домодедове 56 лет.

 © Краевед Николай Чулков, 2004 г. (по материалам сайта https://is-tok.ru/publ/evdokija_kozminichna_alifanova_fedorova_1896_1989/15-1-0-560)

 Фото:

1. Е.К. Алифанова в 1914 году (экспозиция Домодедовского историко-художественного музея).
2. 2. Аттестат Е.К. Алифановой (экспозиция Домодедовского историко-художественного музея).